«Осенняя соната», перенесенная на его сцену не дрогнувшей рукой режиссера Екатерины Половцевой. Фильма Бергмана я не видела. Или видела, но так давно, что все позабыла или оказалась не готова воспринимать непростой материал в юном возрасте. Так что всё-вновь.
Сцена с наклоном, засыпанная умершей жёлтой листвой, и потом периодически посыпаемая сухими листьями, веревочные качели, непонятный вытянутый, словно смотрящий за кулисы то ли тоннель, то ли комната с пианино,больше похожая на клетку. Маленькая ссутуленная женская фигурка в лодке. Осень. Одиночество. Покой. Музыка.
Эту рыжую женщину в трогательных очочках, курточке будто с чужого плеча, каких-то гетрах, постоянно сползающих с ног, зовут Ева. У неё есть сестра-инвалид, прикованная к креслу, с мычаньем вместо членораздельной речи, о которой она заботится, есть любящий безусловно-такую,как есть,муж Виктор,есть трагедия в недавнем прошлом-утонувший маленький сын, который по искренней Евиной вере живет,но в другом мире,невидимом всем остальным. И есть мать, Шарлота, не интересующаяся дочерьми и их жизнью годами, этакая «играющая» под девочку, кокетничающая стареющая женщина,скорее изображающая искренность,чем искренняя, пианистка с многочисленными контрактами по всему миру, ни минуты не умеющая сосредоточиться на том, что ей в принципе неинтересно: семейная жизнь с ее незамысловатыми радостями. Шарлота – Марина Неёлова, Ева – Алена Бабенко. Действие-словно клубок, разматывающий нить виток за витком. Мать и Дочь. Вечная тяга-пуповина-любовь-отторжение-ненавист
Удивительное дело,спектакль-не только аудио- и видеовосприятие, мне казалось,что я носом чувствую запахи осени и свежесть после грозы,разразившейся над садом с качелями. Игра умовосприятия или реальность?
В процессе неспешно разворачивающегося действия настойчиво твердит внутренний голос: жизнь хоть и прекрасна тем,что она есть, но печального в ней более чем достаточно. И носителями печали являемся мы сами, с недолюбленностью, с недопрожитостью и невозможностью что-то поправить, ибо неповторимы и уникальны детство и юность,именно тогда и закладывается в личность основной багаж любви и доверия к миру. Недолюблена матерью,как выясняется, сама Шарлота-«Вытолкнула из себя и отвернулась к отцу, а ты живешь пустая изнутри». Недополучили и не прожили материнскую любовь Ева и ее несчастная сестра Елена, при этом, по едкому замечанию Евы,мать всегда занимала собой все пространство в те редкие минуты, когда занималась воспитанием детей. А внутри этого плотного пространства удушающей заботы и «любви»- всё та же пустота. Когда диалог Евы и Шарлоты достигает высшей точки человеческой и женской искренности, когда две неутоленных души соприкасаются, между ними возникает мощное очищающее пламя, но только на миг, на миг, а потом всё останется на своих местах: мать отправится в многочисленные гастроли, а Ева- к заботам о больной сестре и тихой жизни на тихом озере в маленьком доме с пианино.
Медленно медленно поворачивается сектор сцены и решетчатый тоннель оказывается перпендикулярно залу и по нему,взяв большой чемодан Шарлоты вдвоем, так же медленно уходят мать и дочь. В никуда. С одной ношей нелюбви на двоих.
